Брестская крепость - Страница 49


К оглавлению

49

Пётр Клыпа был сыном старого большевика, железнодорожника из Брянска. В раннем детстве он потерял отца и ещё двенадцатилетним мальчиком пошёл в качестве воспитанника в ряды Красной Армии, мечтая стать военным. Два его брата были офицерами Красной Армии. Один из них погиб при выполнении служебного задания на Дальнем Востоке, а другой, Николай, как я уже сказал, был сейчас подполковником.

Красная Армия стала для мальчика второй матерью и родным домом. Он полюбил строгую чёткость, размеренную организованность армейской жизни, и требования воинской дисциплины никогда не тяготили его, несмотря на всю живость характера. В мальчишеских мечтах он уже видел себя командиром, и его любимым героем был смелый пограничник Карацупа, о котором в те годы много писали в газетах и журналах.

А сколько повидал он за эти два года своей армейской службы! Осенью 1939 года он с войсками участвовал в освободительном походе в Западную Белоруссию. А ещё год спустя, когда Красная Армия вступила в Латвию, он шёл с барабаном впереди своего полка, около знамени, аккуратный, подтянутый, гордый собою солдатик.

Где бы ни находился полк, командование и брат Николай внимательно следили за тем, чтобы Петя не прекращал учиться в школе. И хотя мальчик в глубине души предпочитал строевую подготовку или музыкальные занятия некоторым скучноватым урокам, он и в классе старался не отставать от других, боясь заслужить замечание командира. Он был одновременно и полковым музыкантом и школьником, бойцом и по-детски живым мальчуганом. И как-то так получалось, что его любили все – и родные, и командиры, и учителя, и товарищи-бойцы, и сверстники по школе.

Все, что мне рассказывали о Пете Клыпе его знакомые, друзья и родные, говорили о нём только с положительной стороны. Его все характеризовали как настоящего советского человека, как парня с хорошими задатками, с доброй душой, бескорыстного, искреннего и честного, прекрасного товарища, всегда готового прийти на помощь другим.

Было просто непонятно, как мог этот человек стать преступником. Я решил в конце концов узнать, в чём заключается вина Петра Клыпы. В одном из писем я попросил его рассказать мне без утайки о своём преступлении, и он в ответ подробно описал сущность дела. Оказалось, что сам он не совершал никакого преступления. Это преступление, немалое и тяжкое, совершил в его присутствии его бывший школьный товарищ, и Пётр Клыпа, поддавшись ложному чувству дружбы, вовремя не сообщил о происшедшем, дав возможность преступнику продолжать свою опасную деятельность, и тем самым по закону оказался соучастником преступления.

Видимо, следователь отнёсся недобросовестно и даже предвзято к его делу. Пётр Клыпа был объявлен прямым соучастником преступника и потому получил исключительно тяжёлое наказание – 25 лет заключения – и отправлен на север страны.

Как ни закалён он был всей своей нелёгкой предыдущей жизнью, этот удар почти сразил его. Он видел смерть и кровь, он ежечасно рисковал жизнью в страшные дни обороны Брестской крепости. Но то была война, и он, как воин, боролся с врагами Родины, с врагами своего народа. Позже он испытал все муки плена, все унижения рабского труда на немецкой каторге. Но он знал, что это творит с ним ненавистный враг.

Теперь всё было иначе. Теперь он получил наказание от своей Родины, горячо любимой и бесконечно дорогой для него. И это наказание морально было страшнее всего, что он уже пережил.

Он понимал, что виноват, и готов был понести заслуженную кару. Но кара оказалась слишком тяжкой для него. Да и не в нём было дело. Главное заключалось в том, что он как бы опорочил своих близких, как бы бросил тень на своих родных – мать, братьев, сестру, – честных советских людей, надеявшихся на него, веривших ему. Одна мысль об этом заставляла его ненавидеть и проклинать себя. И Пётр Клыпа, неизменно бодрый, жизнерадостный, никогда и ни при каких обстоятельствах не унывавший, вдруг впервые почувствовал, что он не хочет больше жить. Приговор собственной совести оказался строже чересчур строгого решения суда – он сам приговорил себя к смерти.

Он привык выполнять свои решения. Там, на севере, где заключённые работали на стройке железной дороги, он в один метельный и морозный день не ушёл после работы вместе с другими, а, незаметно отойдя в сторону, лёг в снег. Он лежал неподвижно, и вскоре холодный озноб сменился приятным, усыпляющим теплом, и Пётр Клыпа заснул лёгким смертным сном замерзающего человека.

Его нашли уже полузанесенного вьюгой, но ещё живого. Три месяца он пролежал в лазарете. Несколько отмороженных и ампутированных пальцев на ногах да частая ноющая боль в боку остались навсегда напоминанием об этой неудавшейся смерти. Но больше он уже не пытался покончить с собой. Жизнь опять победила в нём.

Он решил честно, старательно работать и скорее заслужить прощение Родины. После постройки дороги его направили в Магаданскую область, где он стал автослесарем в гараже, а потом был послан работать на шахты. Всюду в его личном деле отмечались поощрения, и никогда туда не было записано ни одного взыскания. Так он отбыл шесть лет своего срока.

Я начал с того, что написал старшине Игнатюку в Брест и Валентине Сачковской в Пинск. Я просил их обоих письменно изложить все то, что они мне когда-то рассказывали о героических поступках Пети Клыпы во время боев в Брестской крепости, а потом заверить свои подписи печатью и прислать эти свидетельства мне. Сам же я написал подробное заявление на имя Председателя Президиума Верховного Совета Союза ССР Ворошилова. Приложив к своему заявлению свидетельства Игнатюка и Сачковской, я отправил все эти документы в Президиум Верховного Совета СССР.

49