Брестская крепость - Страница 73

Друзей поместили в землянке, и каждый день деревенские женщины носили им сюда еду.

Изголодавшиеся в крепости, а потом в плену, они сначала никак не могли насытиться и ели почти беспрерывно. Если одна хозяйка приносила им ведро супа, они тотчас же съедали его вдвоём и затем с той же лёгкостью опорожняли большой чугун каши с маслом, который приносила другая женщина. И им самим иногда становилось страшно, не погубит ли их такое количество еды, но истощённый организм все требовал пищи, и они ели и ели…

Только на четвёртый или пятый день они стали наедаться досыта. Но, как долго голодавшие люди, они ещё были больны той странной болезнью, которую так хорошо описал когда-то Джек Лондон в рассказе «Любовь к жизни». Им, как и герою этого рассказа, всегда казалось, что пища скоро кончится, что её опять не будет хватать и надо обязательно сделать запасы. Это был инстинктивный животный страх, поселённый в их душе пережитым голодом. И хотя теперь они не могли справиться со всей едой, которую им по-прежнему таскали сердобольные деревенские хозяйки, оба друга никогда не отказывались от этих приношений, боясь, что иначе люди перестанут их кормить и к ним снова вернётся голод.

Женщина приходила с кастрюлей супа, и они с жадной благодарностью забирали его в свою землянку. Являлась вторая с такой же кастрюлей – брали и это. Приносили пироги, вареники, блины – всё шло туда же, в землянку, «в запас».

Но на другой день предстояло возвращать хозяйкам их чугуны и кастрюли, а съесть всё было бы не под силу даже слону. Приходилось отдавать суп собакам, а потом делать вид, что все съедено. А женщины только жалостливо ахали и удивлялись, но исправно носили такие же полные снеди миски и кастрюли – деревня была не бедной. Зато теперь около землянки беглецов жили все деревенские собаки – большая часть пищи доставалась им, а оба друга по-прежнему панически боялись отказаться от обильного угощения.

Эта болезнь постепенно прошла, они поправились и отдохнули. И тогда солтыс дал им провожатого; они распрощались с гостеприимными хозяевами и на следующий день были уже за Бугом.

Всю зиму они скитались, то работая у крестьян, то пробираясь дальше на восток. В конце 1942 года Бессонова схватили полицаи около города Барановичи, и он был отправлен в лагеря – сначала в Польшу, потом в Германию. Вскоре ему удалось бежать. После многих мытарств зимой 1945 года он встретил наши войска под Краковом и до 1946 года служил в армии.

Владимир Пузаков, разлучённый с другом, год спустя попал в районе Пинска в один из отрядов знаменитого партизана А. Ф. Фёдорова. В 1944 году они соединились с армией, а в марте 1945 года при штурме Бреслау рядовой Пузаков был тяжело ранен – потерял руку.

Друзья встретились уже после войны, когда в Краснодар вернулся демобилизованный Бессонов. Но их теперь осталось двое – Николай Гайворонский погиб в плену, как и предчувствовал.

СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ С КРАСНОЙ ЗВЕЗДОЙ

От Пузакова и Бессонова, когда мы впервые встретились с ними в 1955 году в Краснодаре, я услышал любопытный рассказ о старшем лейтенанте с Красной Звездой.

Это было на второй день обороны. Крепость уже находилась в плотном кольце, и немцы, заняв расположение 125-го полка, залегли на валах над берегом Мухавца. Несколько раз они пытались перейти через реку и ворваться на Центральный остров, но огонь из окон казарм неизменно отбрасывал их назад.

День клонился к вечеру, с обеих сторон время от времени постреливали пулемёты, но бой, кипевший с таким ожесточением, к ночи постепенно затихал.

И вдруг все – и наблюдатели и стрелки, лежавшие в обороне, – насторожились. На том берегу из кустарника, который рос у подножия занятых немцами валов, появилась фигура человека. Отсюда было видно, что он одет в нашу командирскую гимнастёрку и что в руках у него наган.

Вынырнув из кустов, человек в два прыжка спустился по береговому откосу, сунул наган в кобуру и кинулся в воду. Несколько сильных взмахов руки – и он уже был у нашего берега. Опасаясь провокации, стрелки и пулемётчики взяли незнакомца на мушку. Но тот словно почувствовал это.

– Не стреляйте! Свои! – крикнул он и, стремительно выбежав из воды, вскочил в ближайшее окно казармы.

Вслед ему торопливо стрекотнул немецкий пулемёт, но было уже поздно.

И тогда по всей линии казарм бойцы, неотрывно и взволнованно следившие за пловцом, закричали «ура!». Со всех сторон люди побежали к тому отсеку, куда скрылся незнакомый командир.

Бессонов и Пузаков тоже поспешили туда. Окружённый толпой бойцов, командир стоял, тяжело дыша, и вода ручьями стекала с него. Друзья тотчас же узнали этого старшего лейтенанта: он служил в их полку, и они часто встречали его раньше. Он был без фуражки, но в полной командирской форме, с затянутым ремнём и с портупеей через плечо. На груди у него был орден Красной Звезды – боевая награда за финскую войну.

Отдышавшись, старший лейтенант достал из кобуры наган, тщательно обтёр его носовым платком и, улыбаясь, обвёл глазами собравшихся вокруг него людей.

– Ну, как у вас тут? Плохо? – спросил он и, махнув рукой в сторону города, добавил: – Там тоже неважно. Отступают пока наши.

– Вы оттуда, товарищ старший лейтенант? – полюбопытствовал кто-то.

– Да. Едва пробрался к вам – немцы кругом. Теперь будем вместе драться.

Он принялся выжимать свою одежду. А весть о том, что в крепость пришёл «старшой», в одиночку пробившийся сквозь кольцо немцев, уже летела по обороне, и в отсек приходили все новые и новые люди.