Брестская крепость - Страница 143

143

После опубликования статьи в «Комсомольской правде» и после того, как в январе 1958 года я выступил по Всесоюзному радио с рассказом о воздушном таране над Брестом, пришло несколько десятков писем. Мне писали родные и знакомые Петра Рябцева и просто радиослушатели и читатели. Взволнованное письмо, полное и материнской боли, и гордости за сына, прислала 74-летняя мать Петра Рябцева, Ирина Игнатьевна. Поделились воспоминаниями о герое друзья его детства, юности и бывшие боевые товарищи.

Но, конечно, самыми интересными были свидетельства участников того боя, в котором Пётр Сергеевич Рябцев совершил воздушный таран. Вот что написано в письме, полученном из Ленинграда:

«Вам пишет офицер запаса гвардии полковник Мажаев Николай Павлович, тот капитан Мажаев, который 22/VI – 41 года вместе с лётчиками лейтенантами Жидовым, Рябцевым и Назаровым вёл описанный Вами бой.

Динамика боя, если мне не изменяет память, описана правильно. В этом неравном бою, когда у нас на исходе были боеприпасы, встала необходимость выйти из боя. Лейтенант Пётр Рябцев, уже не имея патронов, совершает таран и этим приводит в смятение группу вражеских самолётов – они выходят из боя. Сам Пётр Рябцев покинул самолёт и благополучно приземлился, воспользовавшись парашютом. Таран Петра Рябцева – не случайное столкновение, как это иногда имело место в дни войны, не результат безвыходности положения, а сознательный, расчётливый, смелый и связанный с определённым риском манёвр бойца во имя победы.

Жаль Петра Рябцева, что рано погиб, а ещё больше жаль, что забыли о нём.

Пётр Рябцев погиб 31 июля 1941 года при взлёте в момент штурмового налёта большой группы самолётов «Ме-110» на наш аэродром.

Упал П. Рябцев в двухстах метрах от наблюдательного пункта штаба дивизии, в кустарник. Искали его два-три дня, и когда случайно обнаружили с воздуха, то оказалось, что самолёт был перевернут, шасси не убраны (он их, очевидно, не успел убрать), в районе бронеспинки и фонаря – осколочные пробоины; очевидно, он был поражён осколками в голову».

А вот как описывает памятный бой 22 июня 1941 года другой его участник, бывший лейтенант, а ныне полковник, Герой Советского Союза Георгий Жидов. Он описал его в газете «Советская авиация» 17 июля 1957 года.

«…Стояла ясная погода. Между девятью и десятью часами утра вражеские самолёты начали бомбить штаб одного нашего соединения, расположенного недалеко от аэродрома. Фашистских бомбардировщиков прикрывала группа истребителей.

Мы вылетели звеном: капитан Мажаев, лейтенанты Рябцев, Назаров и я. На высоте примерно 3500 метров нам встретилась группа самолётов противника – «Ме-109».

Завязался напряжённый бой. Атака следовала за атакой.

Наши лётчики старались держаться вместе, чтобы можно было прикрывать друг друга. Бой продолжался 8-10 минут. Встретив упорное сопротивление советских лётчиков, гитлеровцы решили пойти на хитрость. Четыре самолёта «Ме-109» вошли в глубокий вираж, а четыре продолжали с нами бой. Кроме того, «Хе-113» атаковали нас сверху.

Создалось очень трудное положение. Я пошёл в атаку на врага, а меня, в свою очередь, преследовал «мессер». Капитан Мажаев взял его под обстрел. Одновременно фашистские «Ме-109», ранее вышедшие из боя и набравшие вновь высоту, стремились атаковать Мажаева. Наперерез врагу ринулся лейтенант Рябцев. В пылу боя Пётр израсходовал боекомплект, а преградить путь к самолёту Мажаева надо было во что бы то ни стало.

Вот тут-то и созрело у отважного лётчика решение – таранить ведущий истребитель врага. Резко развернув свою «чайку», Рябцев пошёл на сближение с противником.

Видно, фашист не хочет уступать. Но его нервы не выдерживают: гитлеровец накреняет самолёт и пытается уйти вниз. Но поздно! Рябцев своим самолётом ударил по вражеской машине. И тут же истребители, немецкий и наш, пошли к земле. Вскоре в воздухе появилось белое пятнышко – парашют. Мы, занятые боем, не смогли определить, кто спускался на нём. Как потом стало известно, парашют раскрылся у Рябцева, а гитлеровец врезался в землю вместе со своим самолётом…»

Итак, не могло быть никаких сомнений в достоверности воздушного тарана над Брестом, совершенного в первый день войны между девятью и десятью часами утра. Этот подвиг был документально закреплён в истории 123-го истребительного полка и подтверждён участниками воздушного боя. Героическая легенда, которую рассказали мне несколько лет назад защитники крепости, теперь превратилась в быль, в боевой подвиг донбасского паренька Петра Рябцева.

И когда я писал об этом подвиге в «Комсомольской правде», я, конечно, думал, что таран, совершенный Рябцевым над Брестом, был самым первым воздушным тараном Великой Отечественной войны. И вдруг обнаружилось, что я ошибался. Письма читателей и радиослушателей принесли мне совершенно неожиданные известия. Боевая история нашей авиации оказалась ещё более удивительной и славной, чем я предполагал.

Сначала московский слесарь Федор Ильин сообщил мне, что около шести часов утра в первый день войны в приграничном местечке Выгоде, между Белостоком и Ломжей, он видел, как неизвестный советский лётчик на самолёте «У-2» таранил атаковавший его «мессершмитт» и погиб сам, сгорев вместе со своей машиной, которая упала недалеко от дома, где жил тогда Ильин.

Однако вслед за этим письмом пришли два других – от лётчиков-комсомольцев А. Загоруйко, В. Кабака и Ю. Малецкого и от бывшего сержанта 12-го истребительного авиаполка Алексея Шанина из Волгоградской области. Они рассказали мне о воздушном таране лётчика младшего лейтенанта Леонида Бутелина, служившего в одном полку с Шаниным. Леонид Бутелин ещё в 5 часов 15 минут утра 22 июня 1941 года таранил «Юнкерс-88» над своим аэродромом Боушев, в 30 километрах от города Станислава, на Западной Украине. Сам он при этом погиб.

143