Брестская крепость - Страница 106

106

И вдруг вдали послышался стрекот моторов и лязг гусениц на камнях дороги, и беглецы увидели узкие синие полоски света. Это шла на погрузку в порт колонна танкеток с притушенными, маскировочными фарами.

Романову уже приходилось видеть эти танкетки, и он помнил, что позади на броне у них приварены крюки, видимо, для буксировки. План действий родился мгновенно, и он в двух словах объяснил его Мельнику. Это был счастливый случай – может быть, единственный шанс для них попасть в порт.

Надо было на ходу догнать танкетку и повиснуть сзади на крюке. Машины шли с интервалом в 50-100 метров. Синий свет позволял водителям видеть только на 2-3 метра вперёд, и они не могли заметить пленных. Опасность заключалась только в том, что часовой на мосту мог освещать фонариком каждую машину и увидеть беглецов. Впрочем, об этом не приходилось долго раздумывать: разве весь их побег не был сплошным риском и цепью случайностей?

Первым метнулся на дорогу Романов. На бегу нащупав крюк, он повис на нём и даже нашёл какую-то опору ногам внизу – неширокий выступ металла. Мельник сумел так же подцепиться на следующую танкетку.

К счастью, фонарик часового мигнул только один раз – пропуская головную машину. В воздухе гудели самолёты, и охранник явно боялся лишний раз включить свет. Ещё не веря своему счастью, Романов и Мельник буквально считали каждый метр мостового настила, уходящего назад под гусеницами. Наконец они въехали в ворота порта, и Романов, высмотрев тёмный закоулок между пакгаузами, кинулся туда. Минуту спустя к нему присоединился Мельник.

Да, счастье пока что сопутствовало им в их отчаянном предприятии. Они перебрались через мост и даже оказались внутри порта, благополучно миновав охрану. Теперь оставалось последнее и самое трудное.

Они знали хорошо причал, где должен стоять шведский пароход «Ариель», – на нём работали пленные из Федделя, и они говорили, что судно простоит под погрузкой ещё 3-4 дня. «Ариель» грузился коксом, и Романов с Мельником намеревались, пробравшись в трюм парохода, зарыться в кокс и пролежать там до тех пор, пока судно не минует Кильский канал.

Легко сказать – пробраться на пароход! Когда беглецы, крадучись вдоль стен пакгаузов и перебегая открытые места, вышли наконец к месту стоянки «Ариеля», они поняли, каким нелёгким делом это будет.

С парохода на пристань вели единственные сходни, и на середине их стоял часовой-эсэсовец с автоматом. Втянув голову в плечи, он поднял воротник шинели, опустил наушники шерстяного шлема и стоял, повернувшись спиной к холодному ветру, который резкими и шумными порывами налетал с моря, швыряя на пристань густые заряды мокрого снега. Но подойти к часовому скрытно было невозможно – он заметил бы опасность, если бы беглецы попытались приблизиться к сходням.

Да они и не хотели убивать его – исчезновение часового навело бы эсэсовцев на след бежавших.

Они подошли к самому краю пристани около кормы «Ариеля» и принялись всматриваться в темноту, стараясь определить расстояние до палубы парохода в этом месте.

Палуба была на метр-полтора ниже уровня пирса. Но пароход стоял поодаль от стенки пристани, и между нею и бортом судна оставалось пространство около четырех метров. Для изголодавшихся, измученных «доходяг» из лагеря такой прыжок в длину казался недосягаемым рекордом. А попытка могла быть только одна – того, кто не допрыгнет, ожидала десяти-пятнадцатиметровая пропасть и тёмная глубь ледяной воды у основания пристани.

В ночной тьме они внимательно поглядели друг на друга.

– Надо прыгать! – шепнул Романов.

– Надо! – согласился Мельник. – Давай первый – ты посильнее.

Присмотревшись и выбрав на палубе место, которое показалось ему самым удобным, Романов отошёл назад, чтобы разбежаться, и стал пристально вглядываться в едва различимую фигуру часового на сходнях. Солдат ничего не слышал, он, по-прежнему ссутулившись, стоял спиной к ветру, может быть, даже задремал.

Романов дождался, пока вдоль пристани помчался новый порыв ветра со снегом, заглушающий своим свистом все звуки, и стремительно кинулся вперёд. В этом последнем неистовом толчке ногой о край пристани была сейчас вся его жизнь.

Он не допрыгнул до палубы, а упал грудью на край металлического борта и одновременно успел ухватиться руками за этот борт. Удар был таким сильным, что на миг он потерял сознание, но руки, видимо управляемые уже одним инстинктом, продолжали цепко держаться за железо. В следующий момент он пришёл в себя, судорожным усилием подтянулся наверх, перекинул ногу через борт и встал на палубе.

Первым делом он опять поглядел на часового – не слышал ли тот звука удара. Тот стоял неподвижно, как чучело. С пристани, пригнувшись, смотрел на палубу Мельник. Романов ободряюще замахал рукой, и тот исчез из виду – отошёл, чтобы разбежаться. Он прыгнул даже лучше, чем Романов, а тот, почти подхватив на лету товарища, втащил его на палубу. Вокруг не было ни души – команда спала, а вахтенный, верно, ничего не заметил.

Осторожно они прокрались к люку, ведущему вниз, и спустились в трюм. По рассказам товарищей, они знали, что у «Ариеля» три трюма. Нижний, видимо, был уже загружен и задраен; они попали во второй, средний, трюм, в один из его отсеков, уже наполовину заполненный коксом. Теперь надо было зарыться в эту кучу угля.

Но и это следовало правильно рассчитать. Если беглецы зароются слишком глубоко, завтра утром над ними насыплют такую гору кокса, что они не смогут выбраться наверх и погибнут в этой угольной могиле. Но мелко зарываться тоже не годилось – их могли обнаружить. Они долго прикидывали, как будет рассыпаться по отсеку сбрасываемый сверху кокс, и, наконец выбрав нужные места, заползли внутрь этой кучи. Только тогда, свернувшись калачиком в своём неудобном убежище, Романов почувствовал, как нестерпимо больно ему дышать – удар о край борта, видно, не обошёлся даром.

106